Посиделки > Муз. просвет
Конкретный разговор о конкретных песнях - Шансон-гостиная: НИКИТА ДЖИГУРДА
onlyguest:
Больше узнаёшь о человеке - по-иному слушаешь его песни...
Никита ДЖИГУРДА: В МОИХ ПЕСНЯХ – ФОРМУЛА ЛЮБВИ
Они сидят передо мной – два Никиты. Один – Высоцкий. Второй – Джигурда. Первый до безумия похож на своего знаменитого отца. Второй – тоже. Но по-другому. Вот уже тридцать лет Джигурда поет – точнее, хрипит – его гениальные песни. Один долгое время боялся знакомиться со вторым – чтобы не разочароваться. Другой страстно к этому стремился. Чтобы знакомство свершилось, Джигурде нужно было выпустить этот диск – на нем он поет песни великого барда, в том числе восемь ранее неизвестных. И если раньше Высоцкий-младший говорил, что не знает, как относиться к этому «дежа-вю», то теперь признается, что понял, что ЭТО ХОРОШО. Потому что главное исполнительское качество Джигурды – щемящая искренность и открытость, а вовсе не «похожий» хриплый голос, констатирует Высоцкий-младший. То, чем, собственно, и привлекал неповторимый Владимир Семенович Высоцкий.
– Никита, как все-таки получилось, что вы запели голосом Высоцкого?
– Я рос в Киеве. В тринадцать лет я взял гитару в руки, и брат Сергей показал мне аккорды. Первая песня, которую я сыграл на гитаре, была песня Высоцкого «На братских могилах не ставят крестов». И до девятнадцати лет выучил весь репертуар Высоцкого. В период голосовой мутации – в 17–19 лет – пел нижним хриплым голосом и его песни, и просто блатные... Когда мне было девятнадцать, Высоцкий перешел в мир иной. Голос внутри меня сказал: «Ты должен продолжить». Я написал мистическое стихотворение о том, как гитара выходит из морга, идет ко мне, просится в руки и говорит: «Ты должен продолжить это дело». Никому ничего не говоря, я взялся за гитару, и те песни, которые я пел в кругу своих друзей, я стал выносить на зрителя на Ваганьково, а также перед Театром на Таганке. Я пел везде то, что мне нравилось, и то, что я хотел петь. Меня стали забирать в милицию, исключать из института, таскать по КПЗ, КГБ... Все это повлияло тогда на мой голос. Связки, как мышцы, приняли ту форму, которую я им придал.
– Но вы были не одиноки – у Высоцкого оказалась масса подражателей в нашем шансоне...
– Да, если вся эстрада у нас выросла на Пугачевой или на Аллегровой, то почти весь шансон поет сиплыми, хриплыми голосами, перепевая темы раннего и среднего Высоцкого. Я же изначально поставил себе целью продолжить Высоцкого. Я соединил тогда открытость Галича и надрыв Высоцкого. Я понимал, что бессмысленно повторять Высоцкого, петь эзоповым языком. Настали уже другие времена. Мне ломали пальцы, исключали из института...
– За Высоцкого?
– Не только – за мои антикоммунистические песни тоже. Прямым текстом в 81-м году – «дворняги из КГБ», «политические б....», «политпедерасты» и так далее... Я пел в открытую на площадях, и для меня не было вопроса – похоже это на Высоцкого или нет. Мне нужно было сказать то, что у меня болело.
– Тогда говорили, что, вот, еще один подражатель Высоцкому...
– Говорили те, кто меня не знал, кто воспринимал лишь внешнюю форму. Я же знал, как меня принимали люди, я знал свой путь. Я в себе был уверен всегда. Даже ребята из КГБ, которые сначала ломали мне пальцы, а потом признавались в любви: «Ты пойми, нам жалко будет, если ты пропадешь. Ты в открытую лепишь такие вещи, которые ни Высоцкий, ни Галич себе не позволяли. И ты знаешь, чем закончил Галич... Это был путь революционера. Не шучу. Евгений Рубенович Симонов, в очередной раз восстанавливая меня в Щуке, говорил: «Слушай, я за тебя поручился в КГБ... Мальчишка, дурачок, ну ты пойми, или революционера», или актер. Выбирай. Это две разные профессии. Ну, честное слово. Вот я прихожу в Министерство культуры. Знаешь, сколько там говна? Ну я же терплю!» И я терпел, потому что знал: потерплю два года – буду играть Сирано де Бержерака, все роли, в которых уже смогу душу нараспашку... А педагоги говорили: «Да он ненормальный, его надо отчислить за профнепригодность. Если он будет играть Отелло, задушит Дездемону!» Когда мня в институте восстановили в третий раз, ректор Владимир Этуш лично попросил нигде – ни на конкурсах, ни на площадях не петь свои частушки. Я пообещал. А окончив институт в 89-м году, тут же спел в прямом эфире утренней передачи:
Перестройка, перестройка,
Большевизму все, звездец,
Потому что Ельцин Борька
Показал им всем конец.
Он теперь не коммуняка,
И пора из той клоаки
Честным членам выходить,
Чтобы членами не быть...
Меня, конечно, запретили – компартия была еще у власти. Это цветочки. Были у меня и похлеще вещи, после которых люди подходили и говорили: «Мы боимся слушать. Вы не боитесь петь?» Я отвечал: «Я в этой жизни ничего не боюсь».
– Никита, вы сейчас поете не только Высоцкого, а странные песни – и простые, и философские одновременно...
– Я стремлюсь к такой своеобразной мини-мистерии... И приглашаю зрителей в ней участвовать. Мы в этой жизни превращаемся в прагматиков, мы, взрослея, перестаем верить в сказки. И если увлекаемся музыкой – то чаще всего на дискотеках, попсовыми песнями, которые не несут элементов сверхсознания.
– А ваши что, стало быть, несут?
– Во всех моих песнях, во всех моих слоганах присутствует акцент на сверхсознание. Не зря же мой последний альбом называется: «Иллюзии любви от Фрейда к Юнгу». Я знаю, что можно бесконечно копаться в нижних телесных проблемах или в подсознании... Этим собственно и занимается попса…
– Вы ее отрицаете?
– Я не открещиваюсь от нее. Потому что понимаю: попса – это тусклое отражение высшего космического принципа любви. Значит, все-таки это хорошо? Попса – хорошо потому, что она все-таки противостоит кислотному и наркошному року, социальным агрессивным мотивам.
– Вы считаете свои песни духовными?
– Я считаю все песни духовными – а не только церковные. В этом мире все духовно. Космос – это мы. Небо – это мы. Мы сами частичка космоса, которая вмещает в себя весь космос. По законам генетики на генном уровне... Вопрос в степени духовности.
– Но мне кажется, некоторые ваши песни чересчур уж серьезны...
– Это кажущаяся сложность – в сравнении с эстрадой – жевательной резинкой и десертом… На самом деле песня для меня – результат долгого поиска. Когда-то и Бердяев, и Соловьев, и Федоров высказывали мысль о том, что искусство, не затрагивающее и не адаптирующее высшие философские находки, научные открытия до массового сознания, перестает быть искусством по большому счету и становится «нас возвышающим обманом». Вы говорите, что это сложно. Обычно неподготовленный зритель воспринимает меня на уровне интуиции, на уровне сердца. Во всех моих стихах и песнях – закодированная формула любви.
– Но не смогла спасти себя от шоу-бизнеса. Вам, наверное, непросто с такими взглядами жить в социуме...
– Нет, мне в социуме в последнее время очень просто жить. Мне очень непросто было пять лет назад, после моих голоданий и вегетарианства... За пять лет у меня был год голода, полтора года сыроедения – без мяса, рыбы, на одних фруктах, овощах, пророщенном зерне...
– Ужас какой. Что вы пытались доказать?
– Я доказывал прежде всего себе, что человек может существовать на вегетарианской пище... Тогда я снимался в третьей серии «Любить по-русски». И был накачан как бык – люди не верили, что я не ем мяса. А потом я доголодался до такой степени, что... мне стало скучно в этом мире. То, что я знал внутри, я не мог передать миру в адекватной форме – в словах, в стихах. У меня не находилось слов для описания...
– Это же опасно...
– Это опасно, как любая идея, философия, наука – если ты в нее входишь фанатично. Опасно быть фанатом своей работы, даже вне религии... Если ты фанат работы – ты ничего не замечаешь вокруг себя... Если ты относишься к ней как к части своей жизни – важной, но умеешь иронизировать, посмеяться над собой, своими воззрениями, это тебя спасет. Я пришел к этому. Жизнь научила меня относиться ко многому с юмором – потому что в какие-то моменты я подошел к тому, что не могу жить в этом мире. И не потому, что мир меня не принимал – мир мне давал работу, но ту, которую я не хотел делать, которую мне скучно было выполнять. Мне предлагали играть героев – разбойников, кобелей-соблазнителей. А мне было скучно – я понимал, что это иллюзия, заблуждение...
– А вы не кокетничаете? Ведь все знают, что актер – это зависимая профессия...
– Я никогда не был актером в этом смысле. Я оказался в Щукинском театральном институте с подачи Юрия Любимова – на Таганке я репетировал все роли, которые играл Высоцкий, кроме Гамлета. Я без экзаменов практически был принят в Щуку, а также к Евгению Симонову, в Театр Вахтангова… И сразу же почти со всеми педагогами, кроме Симонова, возникли конфликты.
– Почему?
– Потому что во мне хотели видеть актера, который должен уметь играть все! Я говорил: значит, я не актер. Меня не интересует ВСЕ. Меня интересует то, что меня волнует.
– Мало кто из режиссеров это потерпит...
– Мало кто и терпел, но мне везло... Я заканчивал институт горьковским Егором Булычевым, мне и потом доставались роли особых личностей – буйных, свободолюбивых, энергичных... Для того, чтобы их воплотить, нужно было что-то иметь внутри. Я играл Антониия, Сирано де Бержерака, Геракла в запрещенной пьесе Михаила Рощина «Седьмой подвиг Геракла», в кино – первого российского диссидента и эмигранта Андрея Курбского, народного мстителя в фильме «Раненые камни», бывшего летчика-фермера в «Любить по-русски». Я играл роли волевых людей и тех, кто не боялся идти против течения.
– Играли себя?
– Безусловно. Да, я могу быть разным, но разным в своей заданной идеологии. Сегодня же из касты воинов в чистом духе я перешел в так называемую касту жрецов...
– Вы серьезно?
– Но это же психология! Возьмите Юнга и посмотрите эти архетипы, разделения человеческого сознания.
– А я-то думала, что вы перешли в касту поэтов...
– Я пишу стихи для того, чтобы не говорить все то, что я сейчас говорю. Долгоне соглашался их издать, потому что чувствовал, что не сказаны главные вещи. Наконец, после 48-дневного голода, согласился – показалось, что пора. А сейчас это уже устарелая информация, и я готовлю к изданию новую книжку стихов...
– Что изменилось в вашей жизни с рождением ребенка?
– Все. Рождение ребенка оставило меня в этом мире. Три года назад я реально думал уходить из этого мира путем так называемых посвященных – уходя в длительный голод на 70–90 дней и переходя в другой план...
– Страсти какие... Это же грех...
– Это грех, если вы накладываете на себя руки. Грех с точки зрения ортодоксальной религии – убить себя. А попробуйте поголодать десять-двадцать-тридцать-сорок дней! Какой же это грех?
– Никита, вернемся к ребенку... Почему вы так интересно его назвали Артемий-Добровлад?
– Сокращенно мы его называем Арти. Артемий – имя светское, Добровлад – крещеное. Двойное имя, двойная фамилия – Джигурда-Павелковский...
– А Яна разделяет ваши убеждения?
– Если бы Яна не разделяла мои убеждения, мы бы не были вместе. Она окончила университет, она искусствовед. И все, что я знаю, она знает тоже...
– Вы все еще вегетарианец?
– Нет, три года назад вышел из аскезы... Я сейчас ем и рыбу, и мясо, пью разбавленное вино, но с определенными формулами. То есть с определенным актом посвящения...
– Как у вас все непросто, Никита...
– Да что тут непростого? Потрясающе! Как будто вы не знаете о том, что американское общество, включая парламент, перед едой читает молитву! Что в культуре Руси всегда перед трапезой читалась молитва – формула любви. Ежедневно перед каждой едой и перед сном занимаюсь определенной психофизической практикой. Эта система безопасности помогает мне вот уже восемь лет не пить водку и не желать ее пить. Ни наркотики, ни сексуальные связи на стороне, ни алкоголь... Хотя все перечисленное я не считаю грехом и плохим. Все это опыт человека, который имеет право через все это пройти, чтобы понять, что это иллюзия и есть более действенные способы релаксации и кайфа.
ДОСЬЕ «ВМ»
Никита Джигурда – бард, актер, режиссер. Родился 27 марта 1961 года. Окончил Театральное училище им. Б. Щукина (1987, курс Е. Симонова). В 1987–1989 – актер Нового драматического театра, с 1994 – актер Театра Рубена Симонова, с 1991 – актер театра «У Никитских ворот». Снялся в картинах «Откровение Иоанна Первопечатника» («Иван Федоров») (1991), «Счастливого Рождества в Париже!» (1991), «Винт» (1993), «Супермен поневоле, или Эротический мутант» (режиссер, сценарист, композитор, 1993), «Любить по-русски» (1995), «Под знаком Скорпиона» (1995), «Ермак» (1996), «Любить по-русски-2» (1996), «Любить по-русски-3», «Губернатор» (1999), «Тонкая штучка» (1999). Семья: жена Яна Павелковская, сын Артемий-Добровлад (3 года).
http://www.vmdaily.ru/old/23939/23939bobrova1.htm
Tehhi:
onlyguest
Отличную тему вы открыли!!!!
Я с удовольствием прочитала!!!! ::)
Спасибо!!!! :D
Тёма:
onlyguest!
Огромное спасибо за очень хорошую тему! ;D ;D ;D
Babushka:
onlyguest, большое спасибо! ;D
BEN54:
Спасибо. ;D
Навигация
Перейти к полной версии