Шансон Плюс
Посиделки => Наше творчество (стихи, проза, музыка) => Тема начата: bard от Февраля 11, 2009, 15:56:18
-
Другие песни и стихи автора можно прочесть здесь
ССЫЛКА УБРАНА в соответствии с правилами форума
послушать здесь
ССЫЛКА УБРАНА в соответствии с правилами форума
общение и вопросы по встречам-концертам здесь
ССЫЛКА УБРАНА в соответствии с правилами форума
ТАМ, ГДЕ ТЫ ЖИВЁШЬ (песня звучала на радио "Шансон" в 2001 году)
Белый самолёт в небе прочертил полосу крылом.
Так и мне давно выбить «башмаки» и взлететь пора.
Там, где ты живёшь, - лето круглый год, море за окном.
Там, где я живу, - северо-восток, сопки да ветра.
Там, где я живу, вечером в сельпо очередь гуськом,
Грязно-серый лёд, задержался март на календаре.
За окном тайга. А мне бы поглядеть хоть одним глазком,
Как ты там живёшь, как цветёт миндаль на твоем дворе!
Послушай, пришли мне в конверте на север
Луч солнца, что южные пляжи палит!
Всю душу мне выстудил северный ветер,
И песни не греют, и сердце болит…
Там, где ты живёшь, яркие огни, дискотечный шум,
Тает эскимо, крымская волна плещется у ног.
Но издалека вспомни обо мне, я тебя прошу,
Напиши письмо и вложи в конверт солнце между строк.
Здесь, на северах, много лагерей и секретных войск.
Нынче пацаны чаще, чем из «зон», из частей бегут.
В сорока верстах от меня лежит город Комсомольск,
И недалеко есть ещё райцентр - Солнечным зовут.
Послушай, пришли мне в конверте на север
Луч солнца, что южные пляжи палит!
Всю душу мне выстудил северный ветер,
И песни не греют, и сердце болит…
Скоро и до нас добредёт весна, схлынут холода,
Вскроется река, грянет ледоход, станет потеплей.
Чаще я теперь в облака смотрю: может быть, когда
Белый самолёт пролетит ещё памятью моей...
Ноябрь 1999.
-
Большое спасибо за знакомство с таким интересным автором. Однако ссылки на сайты вынуждена убрать. Их размещение противоречит правилам.
-
Класс. Завидую. (По-хорошему :-D)
-
А имя можно опубликовать?
-
Элл, а это к автору...
-
Так, в принципе, я к нему и обращалась.
-
(Nastella @ Feb 13 2009, 12:00 AM) Так, в принципе, я к нему и обращалась.
а.. ну он как то странно... предложение о концертах оставил, а имя постеснялся назвать
-
Автор - Андрей Земсков, город Владивосток. Если по-партизански, без ссылок - можно по поисковику выйти на записи и тексты, а в живом журнале автора - расписание концертов в Москве и вокруг неё в апреле. На концерты приглашаю :) Буду рад любым приглашениям спеть у вас в этот период :) Удачи!
-
Ещё текст песни на северную тему.
На Север летит угрюмый паровоз,
Колёса стучат морзянку – тук-тук-тук.
Едва ли в Союзе хватит горьких слёз
Оплакать этапы, что сюда идут.
Мы моем золото, мы не устали!..
Над Буюндой погасла чёрная свеча.
Товарищ Молотов, товарищ Сталин,
Как вам на Красной Зоне спится по ночам?
Над Волгой ещё туманы, а не дым,
И песню поёт походная труба.
Но шепчет «прощай» заснеженный Надым
И в лоб нас целует Обская губа.
Открою двери я да как нырну в жизнь,
Не по амнистии, а Господом прощён!
Товарищ Берия! Домой вернувшись,
Вам полстраны предъявит неподъёмный счёт!
Назавтра я серый выглажу костюм,
Побреюсь и постараюсь позабыть
Про гнидник, про прохоря и ржавый трюм,
Про память о том, чего не может быть.
Но сполох розовый, - и на колени
Я снова падаю, свинца приняв на грудь…
Куда мне бронзовый товарищ Ленин
Рукой протянутой указывает путь?..
Февраль 2006.
-
Любопытно.
Андрей, а что ещё есть?
-
(bard @ Mar 3 2009, 05:09 PM) Автор - Андрей Земсков, город Владивосток. Если по-партизански, без ссылок - можно по поисковику выйти на записи и тексты, а в живом журнале автора - расписание концертов в Москве и вокруг неё в апреле. На концерты приглашаю :) Буду рад любым приглашениям спеть у вас в этот период :) Удачи!
Андрей, приятно познакомиться!
Ну а зачем же по партизански ::) . На форуме же есть раздел "Полезные ссылки"
http://www.shanson-plus.ru/forums/index.php?showforum=52 (http://www.shanson-plus.ru/forums/index.php?showforum=52)
Дайте ссылочку там на свой сайт или где о Вас можно прочесть. Так Вы правила не нарушите и "волки будут сыты и пастуху вечная память" ::)
-
И модеру наука на будущее ::)
-
Спасибо за ссылку :) Вот здесь http://www.shanson-plus.ru/forums/index.ph...ST&f=52&t=59212 (http://www.shanson-plus.ru/forums/index.php?act=ST&f=52&t=59212)
-
удалил, неудачная тема всё-таки, на мой авторский взгляд.
-
;D
Жестко , но правильно
-
АНАТОЛИЮ ЖИГУЛИНУ (стихотворение)..
хорошо получилось
bard.. спасибо за стихи и песни
-
СТЕПЬ
Лошадей бока лупит ветра плеть.
На сто вёрст кругом - ни души живой.
Провожатый наш, кто таков, ответь -
Вольный ты казак али волк степной?
Кандалы тебе, если вор, скуют:
Плаха - трон тебе, царство - каторга.
Эй, гони, ямщик, в Белогорскую! -
Час неровен, путь заметёт пурга.
Время доброе. Место Лобное.
В рай от удали, а от страха - в ад.
И пускай горит благородная
Шапка на воре - Мономахова.
Только посвист сабель, башкирцев крик.
Оренбург падет, - и Москва твоя.
Мочи нет терпеть! Закипел Яик,
Задышал Яик - ноздри рваные...
Колокольца звон в снеговой тиши -
То ль девичий смех, то ли вдовий плач.
Провожатый наш, кто таков, скажи -
Неужели сам государь Пугач?
Погоняй, ямщик, не жалей кнута!
Надломилось небо над головой.
Белизна слепит, а слепым - куда?
Не дай Бог пропасть. Погоняй, родной!..
Ноябрь 1991.
-
ПОБЕГ
Колкими рунами, тонкими струнами -
Черные нити рек.
Гладью ли водною, гатью болотною
Я ухожу в побег.
Гостем непрошеным, стужей-порошею -
В оттепель февраля.
Тесная горница, вдовушка-горлица,
Стук в окно - это я.
А у гитары двенадцать струн,
Как двенадцать месяцев в году.
Я из пурги подойду к костру,
Душу отведу, отведу беду.
Струны зазвенят - перебор простой.
Спят мои посты - встали на постой.
Развели мосты над Колымой, -
А нам пора домой.
Но небо в трещинах, сполохи плещутся,
Чертит границу тьма.
Шубой песцовою, пулей свинцовою -
Чем наградит судьба,
Жизнь на края деля кустиком ягеля, -
Как сапогом под дых...
Было ли зря чего? Встречу ли зрячего
В этой стране слепых?
И снова по следу собачий сброд,
А не стая волчья вдогон идет.
Значит, на другой берег надо вброд, -
Не спасенье там, а прозренье ждет!
Станция моя там конечная.
В ставень постучусь - да, конечно, я!
Отменил февральский последний снег
Сроки за побег.
Декабрь 1997.
-
ПАМЯТИ АЛЕКСАНДРА ГАЛИЧА
Все мы - люди дороги,
Все мы - певчие птицы,
Позабытые строки
С пожелтевшей страницы.
Нам сжигает ресницы
“Ca ira” санкюлота.
Все мы - пешие птицы
В ожиданье полёта.
Не поклонники ятей,
Не пажи междометий,
Верим в силу объятий
И в бессилье столетий.
Но ветра раздувают
Быль, не ставшую сказкой...
Облака остывают
В мерзлоте магаданской.
Пусть же счетом особым
Век считает за дичь нас.
Мы идем автостопом
В нашу птичью античность,
Чтобы вспомнилось снова
Нам родное наречье.
Мы - паломники Слова,
Мы - паломники в Слово
Из страны Междуречье.
Август 1997.
-
СЕВЕРА
Искрится снег в прожекторах.
Мне срок апостолы, как видно, не скостят:
Я снова здесь, на северах,
Где за спиной ветра постылые свистят.
Чуть свет подъём, - и побрела
Колонна чёрная дорогой ледяной.
Здесь у начальников - "дела",
А наше дело - оттянув, уйти домой.
Мне белый клифт зима пошьёт,
А драга чуб от седины заговорит:
Я постараюсь на рыжьё
И стану рыжим - им, как правило, фартит.
Гудки судов с материка
Напоминают иногда иную жизнь.
И песню старого зэка
Поёт барак: "От злой тоски не матерись..."
А над бараком звёздный ковш -
Как будто флаг. Земная ось - его флагшток.
А я вчера калёный нож
В щели припрятал - пригодится, если что.
Охрана режется в "буру",
Пьёт разведённый спирт женатый замполит.
И на погоду поутру
Душа, пять лет назад отбитая, болит...
Август 1998.
P.S. "От злой тоски не матерись..." - песня А.М. Городницкого, считавшаяся на северах народной.
-
ТРИДЦАТЬ ТРИ
Тундра стонет ночами глухо,
Косячок забивает Кутха.
Эй, начальник, давай, ни пуха - ни пера, ни пера!
Вышка справа и вышка слева,
А цыганское счастье слепо.
Птичий табор уходит в небо - к северам, к северам.
Гонит сполохи стылый ветер, -
И по этой простой примете
Быть тебе за меня в ответе - без крестов, без наград,
Ведь свобода - моя невеста,
Мы обнимемся наконец-то.
Я - фартовый и с малолетства конокрад, конокрад.
Тридцать три ступени вверх,
Вниз - отвесная стена.
Если проигрыш - пятак, выигрыш - алтын.
А неволя не для всех -
Прописная истина,
Для кого-то - повод быть с волею на "ты".
Чахлой гонит меня тайгою
Кнут ли, пряник ли, - Бог с тобою.
Раскорчёванная цингою кровоточит десна.
Шаг за шагом дается тяжко
Бесконвойному, - но пока что
Ближе к телу своя рубашка, ближе к сердцу весна.
С нею горя как не бывало, -
Только звёзды да воздух талый
От костров. Подсоби, ромалэ, - доползти не смогу!
Кто бы мне на мой стон ответил?
Бог не пулею шельму метил -
Мимо шел он, да не заметил, как заснул я в снегу...
Тридцать три ступени вверх,
Вниз - отвесная стена.
Если проигрыш - пятак, выигрыш - алтын.
А неволя не для всех -
Прописная истина,
Для кого-то - повод быть с волею на "ты".
Сентябрь 1998.
-
ДОРОГА
На стёклах, седых от пыли, пиши имена,
Выкуривай за ночь пачку и жди эпилога.
Семь женщин тебя любили, осталась одна, -
Она бесконечно просто зовется – Дорога.
А ей – то леса, то степи, то чёрный остов
Заброшенного вокзала да годы иные.
Одни оставляли пепел сожжённых мостов,
А ты за собой оставил мосты разводные.
А после ты будешь плакать слезами вовнутрь
О том, что другой дорогой полжизни протопал.
Душа твоя, как собака, попросится в путь
По ржавым осенним листьям к утиным протокам.
Уставшие от скитаний вагоны скользнут
С оборванных рельсов в небо и грянутся оземь…
Семь странных твоих свиданий, семь верных разлук
Проводят тебя глазами в последнюю осень.
Сентябрь 1998.
-
БЕЛАЯ СИБИРЬ
Ледяным бураном замело дорогу,
Ветром закружило, заложило грудь.
Встану утром рано, поклонюсь порогу,
Отвяжу полкана и отправлюсь в путь.
То ли от Казани до Оби неблизкой
Каторжным этапом хаживал уже,
То ли от сказаний о земле Сибирской
Как-то неспокойно стало на душе...
Белая Сибирь, золотая россыпь
По таёжным рекам отворись, не трусь!
Белая Сибирь - сосны да морозы,
За Байкал навеки сосланная Русь.
Вьюга сердце дразнит. В небе ни алмаза,
И не по плечу мне золото погон.
Тормозну на трассе дальнобоя-МАЗа, -
Всё повеселее будет перегон.
А за перегоном - вновь пейзаж неброский,
Сполохи, как будто свечи с алтаря.
Рядом с техталоном на стекле - Высоцкий:
В золотых артелях помнят блатаря.
Белая Сибирь, золотая россыпь
По таёжным рекам отворись, не трусь!
Белая Сибирь - сосны да морозы,
За Байкал навеки сосланная Русь.
Ермаковы тропы, гати, буераки,
Жёны декабристов, тот и этот свет,
Храмы да хоромы, бары да бараки -
Всё перемешалось за пять сотен лет.
Вот и различаю, как в старинной книге,
Знаки препинанья - знаками времён.
А ветра качают рваные вериги,
И в тумане тает колокольный звон.
Октябрь 2000.
-
АМНИСТИЯ
Леониду Мончинскому
Потеплело, - и первыми листьями
Заиграли деревья, как цацками.
Тут и вышла Сибири амнистия
От весны в честь прихода на царствие.
Зашумели ручьи, и по-дружески
Вертухай улыбнулся, как водится.
И последний зэка Петр Якушинский
Стал с вещами на выход готовиться.
А ему говорят: «Не спешите,
Нет про Вас указания свыше.
Вы прошение, князь, напишите, -
Так быстрее начальство услышит».
А Якушинский перекрестился,
Опустился на нары устало
И сказал: «Я сюда не просился -
И отсюда проситься не стану».
Опустели сибирские рудники,
На вокзалах и в душах волнения.
В отпусках отдыхают сотрудники
Комитета Глобального Бдения.
И бредут с рундуками фанерными,
И в буфетах Тайшета и Невера
Пьют свободу стаканами мерными
Уцелевшие узники Севера.
Кто родился и жил огольцом там,
Словно птица с подрезанным сердцем,
Кто Колымским кольцом окольцован,
Кто татарином был, кто чеченцем, -
Как бы ни было время жестоко,
Каждый верил примете старинной,
Что приходит весна не с востока,
А из чёрной Омчакской долины.
В облака, как седой головой - в купель,
Белым голубем по ветру вешнему...
И шипел вертухай: «Это оттепель…
Скоро снова всё будет по-прежнему!»
Но сугробы темнели и рушились,
И весне присягали, как Истине.
Лишь последний зэка князь Якушинский
Не дождался великой амнистии...
Где-то «дело» его затерялось,
И чиновник его не коснулся.
А зэка придавила усталость, -
Он прилег и к утру не проснулся.
Вот и снится ему что попроще:
Обгоревшие в храме иконы,
Петербург и Сенатская площадь,
И Сибирь, и вагоны, вагоны...
Октябрь 2000.
-
ПАМЯТИ ВАСИЛИЯ ШУКШИНА
Ставень скрипнет на ветру на осеннем,
Птица крикнет, - я окно приоткрою.
Завтра будет у меня воскресенье,
Завтра всё пойдет на лад, - пир горою.
Будет полный дом гостей - полной чашей,
И гармоника округу разбудит,
Загуляет, запоёт да запляшет.
Но меня в кругу весёлом не будет.
Я оставил все земные заботы,
И веселье мне теперь - не веселье.
Я своё отгулевал до субботы,
Я своё отвоевал воскресенье.
И стою один, а время проходит,
Год за годом подрубая под корень.
И плывёт мой голубой пароходик
В степь донскую, как в открытое море.
Побежать бы мне туда, на траве лечь,
А до третьих петухов - в дом обратно.
Звякнет стремя у костра. Тимофеич,
Ты ли это, атаман, кровный брат мой?
Принимай таким, как есть, Бог с тобою!
Срок подходит в облака окунуться.
Что-то зелье у тебя не хмельное:
Не забыться, не заснуть, не проснуться...
Ставень скрипнет на ветру, протабанит
Ночь сырую, как весло, засмеётся.
И душа, как мотылёк в стылой бане,
В ковш с водою упадёт, захлебнётся.
Долго будет биться ветер осенний
В окна тёмные с тоскою напрасной.
А потом придёт мое воскресенье
С горькой ягодой - калиною красной.
Сентябрь 2000.
-
РЕЧКА МАНА
Отсвистела белым снегом пО полю,
Замерла февральская метель.
Значит, мне опять линять, как соболю,
И менять и шкуру, и постель.
Избежав охотничьего выстрела,
Холостой, матёрый, не хмельной,
Я на речке Мане баньку выстрою
На кордоне за Урман-стеной.
Посчитай, кукушка, мои годы, - сам
Я считаю десять лет за год.
Жизнь на масти Уголовным кодексом
Поделила весь честной народ...
Чем же ты, Расея моя бедная,
Столько лет была так занята?
На пороге - полотенце белое,
За порогом - зона, да не та...
Речка Мана, чистая да быстрая,
Возврати судьбе мои долги:
Сберегла от холостого выстрела,
Так теперь от пули сбереги.
Вот дорога, буреломом крытая,
Вот погост шиповником порос,
Вот гармонь да песня незабытая
Про Сибирь, про баньку, про покос.
Вновь тайга туманом, словно плащиком,
Укрываться станет по утрам,
И плоты сосновоборских сплавщиков
Поплывут по манским шиверам.
Коль «расческой» не согнула деревце
Надо мной таежная река,
Значит, есть еще на что надеяться,
Значит, жизнь не прожита пока!
Август 2000.
-
ПЕРЕСЫЛКА № 3/10
С юго-запада на юго-восток
отправляются мои поезда.
Без меня они уходят к тебе,
без тебя – обратно.
Там, на въезде в город Владивосток,
на Седанке чуть правее моста
Пустыри чернеют даже теперь,
как на солнце пятна.
Съела солнечное золото ржа.
Шум волны да лай служебных собак
Каждой ночью разрывают мне грудь –
и всегда нежданно.
Снится мне усталый строй каторжан
и на сопке пересыльный барак,
За которым тлеют в общем яру
кости Мандельштама.
Владивосток, Вторая речка. По Русской улице – и наверх
Опять ведут мою судьбу в колонне чёрной.
И мне бросается на плечи мой волкодав – двадцатый век,
И я в его объятьях – вечный заключённый...
Где-то рядом – океан, и над ним
вьются чайки в паровозном дыму,
И последняя записка клочком
дыма канет в воду.
Пересылка – это значит, одним
с пароходом уходить в Колыму,
А другим, упав на ветер ничком,
обрести свободу.
Ветер! Веки не смыкает этап.
Ветер! Веры никому рядом нет.
Ветер! Ветошью костер отсырел,
так же подневольный.
До безумия, смертельно ослаб
ветром вырванный из века поэт.
До безумия без сна озверел
на ветру конвойный.
Владивосток, Вторая речка. По Русской улице – и наверх
Опять ведут мою судьбу в колонне чёрной.
И мне бросается на плечи мой волкодав – двадцатый век,
И я в его объятьях – вечный заключённый...
С юго-запада на вьюго-восток
сны мои сквозь пересылки летят,
А за ними – севера, севера
стелются годами.
Горсть махры да хлеба черствый кусок,
да колючки над землей ржавый ряд.
И надгробьем у сырого костра
стынет серый камень…
Ноябрь 2001.
-
НА ПЕРЕСЫЛКЕ ВО ВЛАДИВОСТОКЕ
«Звёздный луч – как соль на топоре…»
О.Э. Мандельштам
Через семьдесят лет здесь от кладбища нет ни креста,
И от зоны транзитной – ни вышек уже, ни развалин.
Новый микрорайон, мокрый снег, и аллея пуста.
Возле школы торчит снеговик, словно гипсовый Сталин.
По словам очевидца, вот здесь находился тот ров.
Когда строили школу – играли в футбол черепами,
Матерились, водярою грелись у едких костров
И не знали совсем о поэте таком – Мандельштаме.
А тогда ведь ещё оставался тот самый карьер,
Где для стройки киркой вырубали из сопки по камню
В Колыму не попавшие зеки с печатью «каэр»,
В протоколах допросов оставив чернильную каплю.
Оставалось кирпичное здание с тех же времён,
На огрызках забора колючая ржавчина тлела…
Нынче улица здесь Вострецова и микрорайон
Востроглазых домов. Им какое до прошлого дело?..
Только в полночь сырую, в декабрьскую полночь – услышь:
То ли ветер с залива ударит по пластику окон,
То ли где-то за стенкой заплачет соседский малыш,
То ли всхлипнет морская звезда в океане глубоком.
Это мы – фотокарточки жёлтые в профиль, анфас.
Это мы – восемь строк на обёрточной серой бумаге.
Это мы – через семьдесят лет – вспоминаем о вас
До морозной зари, до подъёма в тифозном бараке.
Ничего, ничего, всё проходит – и это пройдёт,
Сдует вешки-былинки и смоет былинные вехи.
И опять звёздный луч на солёный топор упадёт,
И воробушек снова, даст Бог, зазимует в застрехе.
Декабрь 2008.
-
ПО ПРОХОДНЫМ ДВОРАМ
По проходным дворам Владивостока
ткёт осень золотую паутину,
И отступают вечные туманы,
и чайки ошалелые кричат.
Сентябрь-художник школьной акварелью
дописывает в сумерках картину,
Где призраком Летучего Голландца
горит звезда, как эльмова свеча.
По проходным дворам Владивостока
между камней сырых и молчаливых
По лестницам скрипящим, словно трапы
причаливших навеки кораблей,
Проходит осень. И восточный ветер,
соединяя воды двух заливов,
За островами пожинает бурю,
как злаки с колосящихся полей.
Я прохожу сквозь выгнутые арки,
дворы проходят сквозь меня, как кадры
Отснятого когда-то кинофильма
о детстве и о сказочных морях.
Но в полночь в бухте Золотого Рога
возникнут паруса Чёрной Эскадры,
И задымит на рейде «Петропавловск»,
а рядом с ним – не сдавшийся «Варяг»!
И я увижу сквозь дымы Цусиму,
позор и пораженье Порт-Артура,
И красные знамёна над Сучаном,
и триколор, простреленный свинцом,
И в Спасске паровозной топки пламя.
И то, что пуля – всё-таки не дура,
Докажет мне конвой на пересылке
и новый век с ухоженным лицом.
По проходным дворам Владивостока
домохозяек греет бабье лето,
На бельевых веревках сохнут вещи,
попавшие недавно под тайфун,
И школьники поют о бригантине, -
и очень обнадёживает это,
Поскольку доброта – неизмерима,
а лиха, как известно, - только фунт.
Июнь 2003.
-
ВОЛЧЬЯ ПЕСНЯ
Едут сани долго-долго,
Целина их не пускает.
Седина не портит волка, -
Пот с боков и грязь кусками.
Ах, была бы непогода
Подобрее к волчьей стае!
У волков - своя охота,
Мы удачу наверстаем!
Мы за ней рванёмся молча
Семимильными прыжками.
Нынче наша воля волчья
Не обложена флажками.
Нас теперь не бьют из ружей,
Не стреляют с вертолёта...
Серый брат, кому ты нужен?
У людей - своя охота.
Едут сани, - и возница
Вожжи крепко сжал рукою.
И блестит луны глазница
Над чернеющей рекою.
Это наша волчья память
Догорает на закате,
Как флажки, живое пламя
Расплескав по снежной глади.
Было время - были песни,
Воздух был густой, как брага,
Были мы когда-то вместе,
Подставляли бок за брата,
Землю лапой теребили,
Колокольца слыша трели.
Но матёрых перебили,
А подранки присмирели...
Затерялся среди прочих
Голос, что казался вещим.
Сколько спето песен волчьих
На веку на человечьем?
Если волка ноги кормят,
Что питает его голос?
Непокорность горя в горле,
Снега наст да санный полоз...
Март 2003.
-
ДЫМОК
Возьму билет и снова одинок
На верхней полке гряну храпака,
И паровозный серенький дымок
Начертит вензель в небе - и пока!
И ничего не скажет проводник,
Покрепче чай заварит от души,
А за окном поднимет воротник
Сошедший на платформу пассажир.
И уплывет отбившийся от рук
Музей разлук и встреч - ночной вокзал.
Под рундуком колеса тук-тук-тук.
Жарь, машинист, не жми на тормоза!
Прощай, весна колымская, салют!
Линяет зверь, - и я на юг слинял.
Жаль, что годами сдачу не дают,
А то бы я червонец разменял.
На ветер трёшку, два - за просто так,
Четыре года "куму" за ночлег,
А год за жизнь, а ей цена - пятак.
И новый срок - почти что новый век.
Один за всех и все за одного.
Качают рельсы мой плацкартный дом,
И никому нет дела до того,
Кто я такой, - спасибо и на том.
Апрель 2003.
-
СЕВЕРНАЯ БЫЛЬ
(Песня на «Маске Скорби», Магадан)
Не то под блюз, не то под музыку Вивальди
Примчался ветер ко мне из Крыма.
Его душа – подбитый голубь на асфальте –
Вчера крылата, теперь бескрыла.
А от души бескрылой просто нету проку,
Вот и принёс он её в надежде,
Что хмурый северный наш край её утешит
И даст ей крылья, - и слава Богу.
Северная быль, сказка о земле,
Где ещё никто не бывал из нас,
Где в тумане плыть душам кораблей,
В море навсегда скрывшихся из глаз.
На северах из поколенья в поколенье
Передаются ключи от рая.
Здесь миллионы душ нашли успокоенье,
Земным этапом пройдя до края.
Навеки скованные вечной мерзлотою,
Сжимая камень, как пайку хлеба,
Тела безвинно убиенных, глядя в небо,
Под безымянной лежат плитою.
Ледяная даль, купол-горизонт,
Сполохов спираль, белые дымы.
Снегом занесён, видит южный сон
Золотой песок стылой Колымы.
Как понимаю я тебя, бродяга-ветер!
Здесь время – лекарь, а срок – учитель.
Отсюда всё, что происходит на планете,
Сто крат виднее, уж вы учтите.
День дольше века, что бы там ни говорили,
А жизнь короче тропы к бараку…
Перо ломается, скрипит и рвёт бумагу
Под парусами «Святой Марии».
Что же нам ещё Север нагадал?
Взял наш самолёт курс на материк.
Помни и прощай, город Магадан!
Осенён крестом твой скорбящий лик.
Май 2003.
-
РУССКИЙ СЕВЕР
Океан где-то там далеко подо мной,
Облака норовят самолёт задержать.
Но я рвусь к северам, словно птица – домой,
И чем ближе снега, тем теплее душа.
Над Россией лечу невидимкой в ночи,
А Россия во мгле, как пятьсот лет назад.
Где-то красный петух во всё горло кричит,
Где-то новый пророк открывает глаза.
Там блестят топоры иноземных стрельцов,
Там из Углича колокол тянут в Тобольск,
Там балтийским ветрам подставляет лицо
Великан – бомбардир с детства скроенных войск.
Не двуглавый орёл, так снопы в кумаче,
А всё та же трава меж костей Соловков.
Золотой эполет под плащом на плече
У безродного старца. Да кто ты таков?..
Русский север, укрой одеялом следы
Уходящих на юг за святою водой.
Русский север, оставь каплю мёртвой воды,
Чтобы горечь убить в океане живой.
Птица может без сна и без пищи лететь,
Если знает, что там впереди – хорошо.
Человеку дано знать про жизнь и про смерть,
И что счастлив лишь тот, кто дорогу нашёл
От земли до небес и с небес до земли.
В этот радужный мост вбито столько гвоздей,
Столько рук сбито в кровь, чтоб увидеть смогли
Даже те, кто слепы, путь к далёкой звезде.
Вот он, Лобный помост четвертованных строк,
Вот он, бунт Пугача и есенинский смех,
Вот Высоцкого крик и взведённый курок:
У стрелка без лица хватит меди на всех…
Целься, враг мой, в прицел без прищура гляди:
Это зеркало, - сколь ни стреляй, всё в себя.
Самолёт мой – Пегас, не сдавайся, лети
К северам, к северам, от натуги сипя!
Повернулась земля с боку на бок, - и край
Одеяла поднял с ног Нагаевский крест.
Магаданский маэстро, прошу, поиграй
На колючей струне золотых этих мест!
Январь 2005.
-
ВЕТЕР С ВОСТОКА
Белый корабль под названьем «Надежда»
Ловит зюйд-ост парусами своими.
Значит, у нас всё в порядке, как прежде?
Белый корабль, оправдай своё имя!
Нас отучали надеяться долго,
В штормы бросали среди океана.
Ждали спасенья мы только с Востока
С солнцем, встающим из пены тумана.
Ветер с Востока, в океане безбрежном
Солнцем рождённый, разорви тишину!
Ветер с Востока, на тебя вся надежда!
От равнодушья ты очисти страну!
Город портовый – весёлый, речистый –
Грозная крепость над русским Босфором.
Лезут по склонам дома – альпинисты,
Нас, мореходов, встречают с укором:
Что же мы в трюмах везём из похода,
Бродим слепыми по белому свету,
Честь и отвагу российского флота
Сдав на металл за чужую монету?..
Ветер с Востока, в океане безбрежном
Солнцем рождённый, разорви тишину!
Ветер с Востока, на тебя вся надежда!
От равнодушья ты очисти страну!
Тельник на ленты, сомнения – за борт!
Истину шторма принимая на веру,
Нам ли трусливо молиться на Запад,
К солнцу спиной повернувшись и к ветру?
Старый маяк то ли веху, то ль вешку
Высветил там, где смыкаются воды.
Белый корабль, подари нам надежду
На то, что мы так же сильны и свободны!
Ветер с Востока, в океане безбрежном
Солнцем рождённый, разорви тишину!
Ветер с Востока, на тебя вся надежда!
От равнодушья ты очисти страну!
Сентябрь 2005.
-
ДОБРЫЙ ВЕТЕР
Шла волна штормовая
На лихой абордаж.
И, корабль раздевая,
Ветер рвал такелаж.
К чёрту брошены трапы,
Не спастись парусам.
Кто попал ветру в лапы,
Тот не вырвется сам.
Но капитан легко, без грусти
Сказал: "Идём наверняка!
Наш ветер - добрый, он отпустит
И не погубит моряка".
А на севере вьюга
Заметает следы,
И на трассе без друга
Два шага до беды.
Здесь на землю этапы
Лютый ветер бросал.
Кто попал ветру в лапы,
Тот не вырвется сам.
Но одинокий путник тоже
Не лыком шит - он шепчет всё:
"Мой ветер - добрый, он поможет,
И не погубит, а спасёт".
Время валко и шатко -
Из полона да в плен.
С Сеньки сорвана шапка.
А ветра перемен
Веселы и не слабы -
Пыль по нашим глазам.
Кто попал ветру в лапы,
Тот не вырвется сам.
Но кто беспечно душу тратит
На всех по строчке, он пропел,
Что ветер - добрый, он подхватит
И на волне, и на тропе.
С этой верой под сердцем
Ты живи - и дай Бог
Со своим ветром спеться
И не сбиться с дорог!
Отдавая швартовы -
Не отдать корабля!
Мы услышать готовы
Голос ветра: "Земля!"
Ведь капитан легко, без грусти
Сказал: "Идём наверняка!
Наш ветер - добрый, он отпустит
И не погубит моряка".
Март 2010.
-
МАГАДАНСКИЙ МАЭСТРО
Памяти В. А. Козина
Жил маэстро магаданский в тесной маленькой квартире, -
За года сроков бессонных от простора он устал.
Из родни своей цыганской он один в огромном мире.
Плюс пять кошек, пианино, горы книг да гулкий зал.
Речушка Магаданка, девчушка-хулиганка,
Как мы не постарели за долгие года?
Речушка Магаданка, ворожея-цыганка,
Колючие метели да тёмная вода…
Жил маэстро магаданский в угловой пятиэтажке.
И соседи льнули к стёклам, если гости из Москвы
К их соседу приезжали, чтобы выпить по рюмашке,
И любезно приглашали: «Приезжайте к нам и Вы!»
А он не ехал, он остался навсегда в земле, с которой
Породнился его голос - и не раз ещё споёт
Над Сеймчаном, Карамкеном, над колючкою знакомой,
Над погостом безымянным, где вповалку спит народ.
Речушка Магаданка, девчушка-хулиганка,
Как мы не постарели за долгие года?
Речушка Магаданка, Бутырка да Таганка,
Колымские метели да тёмная вода…
Говорят, он был заносчив, незнакомцев опасался.
А может, просто не старался жить как все и петь как все.
Он хранил в душе, как ветер, кротость русского романса,
В век эстрадной индустрии позабытого совсем.
Март 2005.
-
БАЛЛАДА О ВЛАДИМИРЕ ВЫСОЦКОМ
Вот опять поэта кличут бардом
За его простой гитарный строй.
Он свой путь заканчивает стартом,
А стартует с финишной прямой.
И сладкоголосая эстрада
С хриплым его криком - на ножах.
Жизнь, как скоростная автострада,
Проверяет нас на виражах.
Всё не так, - поётся в песне старой,
Только струны все - одна к одной.
Вот шагает он - поэт с гитарой,
Запрещенный и полублатной,
Мимо скверов и трибун спортивных,
Где его афишам места нет,
Мимо зданий административных.
Время, где твой черный пистолет?
Или даже пули тебе жалко?
Ствол миниатюрен и ребрист,
Выстрелит беззвучно… Зажигалка!
"Прикурите, гражданин артист!"
Он обиду, будто бы гранату
Без чеки, сожмёт: "Физкульт-привет!"
И по осевой, как по канату,
Полетит в авто на красный свет.
А гаишник-Время – тот, в стакан кир
Наливая, будет говорить:
"Нынче барда тормознул с Таганки…
Ох, и дал ему я прикурить!.."
Всё не так, конечно же, как надо,
Кодексам и визам вопреки.
И шумит в Москве Олимпиада,
И следят с Олимпа старики:
Всем раздали сёстрам по серьгам ли?
На сто первый – и дела с концом!
А на скользкой сцене стонет Гамлет
С черным ибрагимовским лицом, -
И нелепа мысль о лицедействе
Там, где фарс с трагедией "на ты".
Но нарушен распорядок действий,
И сметает занавес цветы…
Где бродили сплетни по базарам:
Мол, сидел, мол, снова водку пьёт,
Мол, жена - француженка недаром,
Мол, не даром - за деньгу поёт, –
Там от Магадана до Парижа
Из раскрытых форточек неслись
Песни, что бывали к жизни ближе,
Чем сама расхристанная жизнь.
Стёрта позолота, смыта сажа, -
Воинский салют, земной поклон.
Дальше будет только распродажа,
Бизнес предприимчивых времён.
Изваянье – Командор, Икар ли:
За спиной гитара, словно нимб,
Кони-крылья, - золочёный карлик,
Саваном спелёнатый, над ним…
Улеглись молва и кривотолки:
Хочешь – пей, а хочешь – песни пой.
Но опять из плена рвутся волки,
Сыновья опять уходят в бой!
Пусто место не бывает свято.
И кричит он, крик свой унося:
«Я вернусь! Мы встретимся, ребята!
Место встречи изменить нельзя».
Июнь 1999.
-
ЧЕТВЕРТЬ ВЕКА БЕЗ ВЫСОЦКОГО
В этом мире, где запросто могут убить,
Как за песню, за волчий вой,
Есть такая простая работа – ходить
С гордо поднятой головой.
Там, где первые робкие делал шажки
Твой волчонок, а нынче – вожак,
Как и прежде, алеют повсюду флажки,
А над ними – один общий флаг.
Нынче флаг на три цвета, три полосы вновь –
Белый снег и небесная синь,
Только всё-таки третья по-прежнему – кровь.
Что ж, кривая, давай выноси!
И надтреснутый голос упасть не даёт
Влёт подрубленной кем-то стране.
Не осталось волков… Но охота идёт:
Видно, скучно стрелкам в тишине.
Меж Америк и Африк, Японий, Канад
Вновь мотается призрак с ружьём,
Зорко смотрит он – кто там ступил на канат
Вслед за голосом, как за вождём.
Наши ангелы, брат мой, заждались в раю,
Подсыпая нам порох в табак,
Ведь великая страсть – постоять на краю
Никому не даётся за так!
Приглашала чума на изысканный пир,
Предвкушая падение ниц.
Сколько было отравленных ею рапир
И пожатий гранитных десниц,
Сколько было друзей и заклятых врагов!
Дай им, Боже, по чаше вина!
Только жаль, что в лесах не осталось волков, -
Четверть века в стране тишина…
25 июля 2005.
-
БАЛЛАДА О ТЁМНОМ РАЕ
«Вдоль обрыва с кнутом по-над пропастью пазуху яблок
Я тебе принесу, - ты меня и из рая ждала…»
В.С. Высоцкий
Начинаю с нуля – не от райских ворот, не от вахты,
За которой в снегу – души тех, кто рискнул на побег,
Чьи худые тела замостили кандальные тракты,
И кому вечный сон – этот чистый нетающий снег.
Я начну не с того. Я в глазах твоих вижу начало
Или пропасть свою – сам не знаю, лечу наугад.
Вот и птица в ночи мне тревожно «Окстись!» прокричала.
«Нету яблок в раю! Поворачивай, парень, назад!»
Да и то: позади – дом какой-никакой, хата с краю.
Там с икрою бадья, самогон и у пирса баркас.
И чего бы не жить? Лет за сто притащился бы к раю –
Потихоньку, как все, в ком огонь потускнел да погас…
Проку с этих огней! Прометеев никто добрым словом
Не помянет из тех, кто к потёмкам от века привык.
Ослепят, а потом - снова тьма беспросветным покровом…
Прозвенят, а потом - сброшен колокол, вырван язык…
Кони в стойле храпят и опилки копытами роют.
Им бы волю, коням! Да и мне бы свой ветер найти.
Эта боль на круги возвратится ненастной порою,
И я вспомню тебя, - это будет начало пути.
Больше нечего ждать. Нету яблок в раю – и не надо! -
Не за сладкую жизнь рвал я жилы и грыз удила.
За тепло твоих глаз мне не жалко ни рая, ни ада.
Как же мне столько лет твоего не хватало тепла!..
И они понесли, вороные мои, удалые,
Вдоль по зимнику, вверх по застывшей молочной реке –
К райским кущам – туда, где на вышках стоят часовые,
Где не жалуют нас и стреляют по первой строке.
Пуля вырвала клок из души. Изменив место встречи,
Кони рвут напрямик. Вот ворота разбил коренной.
А в раю темнота, словно пёс, навалилась на плечи,
Чьи-то тени вокруг обступили сплошною стеной.
Вот какой этот рай – для незрячих, немых да убогих.
Здесь хоть криком кричи – ни души не разбудишь вовек.
Без живого огня в олимпийском спокойствии боги.
Лишь охрана не спит, - у Петра невозможен побег.
Хлещут ветки меня по лицу, словно чёрные плети.
Как поэт говорил, «с яблонь дым» - погорели сады…
«Разговоры в раю!» Я молчу. И сквозь яблони эти
Вдруг увиделся свет, - тёплый свет! – и зажгла его ты.
Я тебя отыщу, отвоюю у тёмного рая,
Брошу в сани – и прочь! Колея – путеводная нить.
Пётр-апостол вослед перекрестит, ключами играя,
И отпустит грехи, и прикажет: «Стрельбу прекратить!»
Мы вернёмся туда, где ветра паруса наполняют,
Где дорога легка, где янтарь в серебре – зимний свет.
Вот и мне 42. Вот и я лошадей погоняю
И стараюсь успеть за последней любовью вослед.
Январь 2010.
-
САНИТАРНЫЙ ПОЕЗД
На сибирских полустанках –
Ни кола и ни двора,
И летала с гор на санках
Боевая детвора.
Головой качали деды, -
Уголёк опять в цене
За полгода до Победы
В самой огненной войне.
А инвалид махорку бережно завёртывал,
Одной рукой «катюшей» щёлкал, смаковал.
Так мы курили в декабре сорок четвёртого
На старых шпалах возле озера Байкал.
Три аккорда, гриф гитарный,
Начинаю с ноты «ля».
Ехал поезд санитарный
На восток в госпиталя.
А война ползла на запад
По истерзанным полям,
По артиллерийским залпам,
По сожжённым деревням.
По сводкам Совинформбюро в газете «Правде» я
Своих искал – куда продвинулись уже.
И пела, радовала их Шульженко Клавдия
«Платочком синеньким» на новом рубеже.
Хлеб в тылу чернее глины,
Горек, словно дикий мёд.
Под ребром осколок мины
Спать ночами не даёт.
Омулёвая ушица.
Широка родная Русь.
Дай водицы, медсестрица, -
Если выживу – женюсь!
А я теперь, конечно, непременно выживу,
А повезёт – ещё успею взять Берлин,
И добрым словом вспомню там девчонку рыжую,
Что в кипяточек нам бросала сахарин.
Дымка снежная витала,
Флаг над площадью алел,
Грозный голос Левитана
С каждой сводкою теплел.
А в вагоне пахло потом,
В окнах – сопки да кедрач.
С Новым сорок пятым годом
Нас поздравил военврач.
Луны осколочек под сердцем зашевелится, -
Перекурю – и станет легче на душе.
Промчится поезд, - и вослед махнёт метелица
Платочком синим на далёком рубеже.
Декабрь 2006.
-
БАЛЛАДА О 1945 ГОДЕ
Я начал свой путь в стародавние годы,
Когда красным светом горела звезда.
Тогда ненадолго хватало свободы:
Её волокли на восток поезда.
В кисете махорки щепотка на брата,
Да мрак пересыльных кирпичных дворцов.
Мы были не дети, а внуки Арбата,
Едва пережившие павших отцов,
Подростки в пилотках, успевшие только
Последний кусочек войны отхватить.
И нам улыбалась красивая полька,
По-русски учившаяся говорить.
Висела над Вислой весенняя полночь.
Но пан капитан (что ни слово – указ)
Сказал, как отрезал: «Фашистская сволочь!
Жила тут, наверное, с немцем до нас!»
У тех, кто постарше, звенели медали
И ноша на сердце была тяжела.
О гетто Варшавском тогда мы не знали…
Тихонько заплакав, девчонка ушла.
Кусались ещё партизанские тропы:
В лесах Белоруссии – схроны смертей.
А мы покатили назад из Европы, -
Под залпы салюта нам было светлей.
Погоны гвардейские нам возвращали
Былинную славу забытых времён.
Казалось, не будет ни зла, ни печали,
Когда враг разбит и навек заклеймён.
В быту гарнизонном мы щурились солнцу,
И год 45-й летел всё быстрей.
Под осень войну объявили японцу,
Чтоб выгнать его из маньчжурских степей.
И вот эшелон за Байкал потянулся,
Но где-то в Чите мы застряли чуток,
Полночи стояли. К утру я проснулся
И двинул с ведёрком искать кипяток.
А рядом состав – ниже нашего сортом –
Он только что прибыл на путь запасной:
Из утлых вагонов с собачьим эскортом
Толпу заключённых встречает конвой.
С колёс – на колени! Откуда их столько?
Неужто бандиты, шпионы, ворьё?
И вдруг среди прочих – та самая полька!
В толпе арестантов узнал я её.
Упала она и разбила колено,
И плакала горше, чем в мае тогда.
Там были и те – из немецкого плена,
В колымский этап уходя навсегда.
Там был и в прожжённой своей гимнастёрке –
Уже без погон – бывший наш капитан.
И вслед им трофейные псы рвали сворки, -
Немецкий порядок их так воспитал.
Нам всем по казённому дали вагону:
Я ехал над Гоби поднять красный флаг,
Девчонка-полячка – на женскую зону,
А пан капитан – на мужскую, в Бамлаг.
Победное время – каким оно будет
Казаться нам сквозь прожитые года?
Здесь часто, увы, победителей судят,
Но всё-таки чаще берут без суда…
Май 2006.
-
ЧЁРНО-БЕЛЫЙ КЛИП
Кепочку на брови – и вперёд,
Клёши подметают тротуар.
Там, в 70-х меня ждёт
Бой «восьмёрка» стареньких гитар.
Ордена вручают в «Новостях», -
Что ж, таков порядок и закон.
Отошли пластинки «на костях»,
И гремит Высоцкий из окон.
Ключ под ковриком – доверчивые годы!
Пионерия макулатуру тащит
И тома вождей в обмен на Вальтер Скотта,
И народ пешком с кошёлками – на дачи.
Первомай шумит, флажки на каждом доме,
И Герой-генсек скрипит на Мавзолее.
И не верится, что Время на изломе
Станет яростней, свободнее, но злее…
Три копейки брошу в автомат,
Газировки выпью, а стакан
Сполосну, поставлю – и назад,
В века ХХ1-го канкан.
Караоке в парке заорёт,
Ухари на джипе пролетят.
Я надвину кепку – и вперёд
По прямой куда глаза глядят.
Сквозь огни реклам и кованые двери,
Сквозь циничный бред ведущего ток-шоу –
В мир, где, как всегда, Москва слезам не верит
И с букетами идут ребята в школу.
Дядя с долларом – ещё карикатура.
Дефицит вещей, избыток анекдотов,
Космонавтика и лирика – не дура,
И над городом из труб дымы заводов.
На листе росинка, словно ртуть.
Чтоб её заметить в первый раз,
Нужно до отказа повернуть
Ручки «громкость», «яркость» и «контраст».
В чёрно-белом клипе мой трамвай
Прозвенит и канет в тишину.
Я надвину кепку – и гуд бай! -
Снова в ХХ1 век шагну.
Подустали мы от бешеной погони:
Кто-то сани прёт, а кто-то катит санки.
Где вы, верные испытанные кони
И толпа у касс Театра на Таганке?
Где ты, девочка в потёртых польских джинсах,
За которые тебе влепили «неуд»?
Золотой плавник давно на солнце высох,
Но опять старик забрасывает невод…
Что же это было? Вот вокзал.
В кассе взять билетик – да и в путь.
В парке каждый камень – пьедестал,
Гипсовым горнистам не заснуть.
Кепочку сожму я в кулаке,
Как лобастый гений всех времён.
А вдоль тротуара налегке
Осень красит клёны в цвет знамён.
Я не вижу здесь причин для ностальгии.
Всё меняется – и времена, и люди.
Просто нравятся прогулки мне такие
Разноцветные, как звёздочки в салюте.
Брошу кепку я на вешалку в прихожей –
Головной убор, связующий два мира.
За окном домой торопится прохожий.
До свидания, до нового эфира!
Март 2006.
-
ДВОРОВАЯ ПЕСНЯ
Всё-то нам шутки-шуточки,
Путь-дороженька скользкая,
Всё дворы-переулочки
и весь мир остальной!
Семиструнка арбатская,
Восьмиклинка московская,
Да привычка дурацкая –
цыкать фиксой стальной.
У соседа Михалыча
Опера были с обыском,
Взяли две плёнки Галича
и чего-то ещё.
Говорят, что доставлен он
В деревеньку под Обнинском.
Там пятнашка за Сталиным
не берётся в зачёт…
Ой, сизари – залётная тоска,
Летите в небеса поближе к чуду.
А я дойду до Спаса На Песках,
Наедине с дворовой песнею побуду…
Юбки, ленты, оборочки,
Комсомолки-красавицы,
Да портвейн «Три семёрочки»,
на заводе аврал.
Батя ранен в конце войны –
Пил и ждал, что поправится.
Пробирались за сцену мы,
где Высоцкий играл.
На Таганке за церковью
Собирались картёжники,
Их ручищами цепкими
выцепляли менты.
В «Каме» шмыгали стольники
И делились на трёшники,
А я рвался в Сокольники,
где ждала меня ты.
Ох, юность – расклешённая джинса,
Магнитофон «Днепро» - с катушек съехать!
Как мы ловили вражьи голоса, -
Сегодня голоса друзей поймать – помеха...
Май 2008.
-
МОСКОВСКАЯ
Стала зелень медною: зелено – не молодо.
Все скамейки заняты: знамо – выходной.
Разлетелись листьями по аллее Воланда
Снимки чёрно-белые памяти цветной.
Голова садовая на Садовой улице
Обронила пёрышко. Бронная, прости!
Оперенье новое на двуглавой курице,
Отопленье старое – дров не запасти…
Привет, кофейня на углу у Патриарших!
Я, как всегда, на пять минут зашёл погреться.
А в сквере липы подросли, и стала старше
Шпана в колодезных дворах моего детства.
Стала жизнь весёлою – просто обхохочешься,
Небо занавешено сотнями реклам.
Все в метро - товарищи, все «на ты» без отчества,
Через две ступени вниз мчатся по делам.
На Садово-Кудринской, словно потерпевшая,
Голосит сиренами сонная Москва.
Конная милиция нынче стала пешая,
От Калужской площади – пробка до моста.
Привет, кривые переулки на Таганке,
Старушка - Сретенка, на окнах занавески,
Высотки - сталинки, хрущёвки - коммуналки,
Стиль византийский, флаг российский, быт советский.
Плёнка чёрно-белая, небо светло-синее,
Пресня многоцветностью преображена.
Клёны на Ваганьково прихватило инеем,
Церковь Воскресения, осень, тишина…
Ноябрь 2008.
-
ХРАМ НА ЛЮБВИ
На Земле когда-то был Рай,
Но изгнали мы Его прочь.
И теперь вороний здесь грай,
И одна большая тьма – ночь…
Но прольётся дождь из всех туч,
Самый праведный – на сто лет,
И протянет солнце нам луч,
И коснётся наших душ Свет.
Мы, конечно, не спешим вверх,
Потому что наша быль – здесь.
А вверху звучит Его смех
И сбивает с нас, как пыль, спесь.
Не заштопать ножевых ран –
Много чёрных в небесах дыр.
Но пока звенит Его Храм,
Между Небом и Землёй – Мир.
Подари себе луну, подари,
Зацепи в себе струну изнутри,
А настроишь – пополам не порви, -
И построишь Божий Храм на Любви.
По Земле летели мы вскачь,
Без обиды разделив хлеб.
Был в упряжке коренной зряч,
Да ямщик на облучке слеп.
Вот и правил он всегда в лог,
А коням на морды – тень шор.
Но не сбиться коренной смог,
И всегда куда хотел – шёл.
Вот и вынес ямщика он.
Оставалось на пятак сил.
Но не сбросил с облучка вон,
Хоть плетьми его дурак бил,
Поворачивал в глухой лес.
Хорошо, что не был конь плох.
Так ведёт нас через ночь бес,
Да выводит на огонь Бог.
Подари себе луну, подари,
Зацепи в себе струну изнутри,
А настроишь – пополам не порви, -
И построишь Божий Храм на Любви.
Если кажется, что всё – край,
Правит чёрная чума пир,
Позови на Землю свой Рай, -
И наступит на Земле Мир!
Июль 2007.
-
ДОНСКОЙ МОНАСТЫРЬ
Голос, живущий во мне, - это белое братство снегов,
Песни метелей над Вяткой, Сибирью и над Магаданом.
Голос, живущий во мне, - это несколько капель стихов,
С неба сорвавшихся над многогласных речей океаном.
Голос, живущий во мне, - это больше, чем звук, но притом
Тише, чем эхо шаманского бубна и медного горна.
Так ли скрипят половицы, когда входит странник в твой дом?
Так ли над храмом соборным ветра затихают покорно?
Слышишь – над полем осенним басами гудят провода.
Видишь – вдали паровозный дымок уходящего детства.
Веришь ли в то, что открыла тебе ключевая вода?
Примешь ли горькую память, как лучшее в мире наследство?
Красный кленовый октябрь и зелёные мхи на камнях.
Нет никого под камнями – давно всё смешалось с землёю.
Склепы, распятия, всадники на легкокрылых конях,
Мраморный Дмитрий Донской, колесница с Пророком Ильёю.
Белая гвардия – каждому собственный крест. А за стеной
Бедная гвардия – общая участь, один общий камень…
Холод времён пробирает, когда притулишься спиной
К старой часовне, закуришь и в предка упрёшься ногами.
Голос, живущий во мне, - не утихни, строку не сломай!
Нужно ли это кому-то? Себя убедить не пытайся.
Где-то вдали за Даниловским кладбищем звякнул трамвай.
Колокол охнул, как сердце, на крик воронёнка – останься!..
Голос, живущий во мне!..
Октябрь 2008.
-
РЯЗАНЬ
Так живёшь – как наотмашь рубишь
Сухостой на своём пути.
Переправою через Трубеж
Довелось ли тебе пройти
На тот берег высокий, древний,
Где былинные люди спят,
Где берёзовые деревни
И рябиновый листопад?
По дороге в ухабах рыжих
«Жигулёнок» несётся вскачь.
Жеребёнок без мамки выжил, -
Так расти скакуном, не плачь
Под вожжами ямщицкой морды,
В табуне под куриный смех.
Оставайся красивым, гордым
И крылатым – один за всех!
С тем прокуренным едким смехом
Как делить эту осень, брат?
Ты когда-то искать уехал
Лучшей доли в престольный град,
Чтобы даже в кабацкой скуке,
Как на самом честном пиру,
Спеть – и в песне раскинуть руки
Перед церковью на Яру.
Скол на белой стене – как рана,
В круг поленница на дворе.
Лик апостола Иоанна
В Богословском монастыре,
Сделай так, чтобы мы проснулись
В добром здравии и в любви,
И ухабы рязанских улиц
Первым снегом благослови.
Ноябрь 2008.
-
СЛОВО
Пропылённый мой Боже, продымленный,
Пропитой в кабаках ни за грош,
Под безвестным живущий под именем
В мире нищих, святош и вельмож,
Босиком ли – по северным стланикам,
В башмаках ли – по южной тропе, -
Где Ты бродишь, каким серым странником?
Как узнать Тебя, Боже, в толпе?
Оглох мир от злого
Веселья на долгом пиру…
Мой Бог – это Слово,
Пропетое на ветру.
Дует ветер за Нарвской заставою,
Опустел Александровский сад.
Было так – уходили за славою,
Да никто не вернулся назад…
Волны Балтики – бездна гранёная.
Гильзой стрелянной звякнул стакан.
Птица-слава, не в масть воронёная,
Ковыляет всегда по пятам.
Дороги на Север –
Торосы да каменный лес.
Мой Бог – это ветер,
Срывающий листья с небес.
Ни пером, ни струной в этой саге я
Изменить ничего не смогу:
В «Англетере» напротив Исакия
Об колено сломали строку…
Перепахана жизнь, поле пройдено,
Два крыла за спиной в рюкзаке.
А поэту – ему там и родина,
Где поют на родном языке.
Вновь город мне снится
Гранитный, седой, золотой.
Мой Бог – это птица
Над Адмиралтейской иглой.
Оглох мир от злого
Веселья на долгом пиру…
Мой Бог – это Слово,
Пропетое на ветру!
Октябрь 2008.
-
ПИТЕР (песня, отмеченная А.Я. Розенбаумом)
Будешь в Питере – заходи,
Мы пойдём на Елагин остров
По мосту через Невку, - просто
Здесь всего полчаса пути.
На Елагине – листопад
И аллеи пусты и гулки,
А у берега – те же утки,
И дворцовый в «лесах» фасад.
Будешь в Питере – позвони,
У меня тот же самый номер.
На Литейном в старинном доме
Белой ночью не жгут огни.
На минуту оставив крест,
Ангел тихо взмахнёт крылами
И проделает круг над нами,
Уроженцами этих мест.
Свет из тучи брызнет, - и во всей красе
Петербург откроется нам.
На дороге жизни повезло не всем,
Даже новым временам.
Стёртые уздечки бронзовых коней,
Шар земной под лапою льва
И колонны-свечки на развилке дней
Разных, как сама Нева.
Вновь потянутся в октябре
Птичьи стаи за облаками.
Серый питерский снег-блокадник
Упадёт в проходном дворе.
Как туман – дымовая взвесь,
Цепи якорные – как путы.
Наши месяцы, дни, минуты
Метроном отмеряет здесь.
Будешь в Питере – поклонись
Ленинградцам на Пискарёвке.
Трёхсотлетние полукровки,
В межсезонье мы родились.
В нашем говоре сто корней –
Финский, русский, немецкий, разный.
Но Поэзии голос властный
Всем велит покориться ей.
Мостик через Мойку, пушкинский возок,
Чёрной речки матовый лёд.
Не догонишь тройку… Ладожский мысок
Скоро снегом заметёт.
Время алых бантов, пламенных идей –
Миновала эта глава,
А ступни Атлантов – каменных людей –
Вечны, как сама Нева.
Октябрь 2007 – март 2008 гг.
-
***
Немая сцена, дождь слепой
Над опалённым Петербургом,
И не поётся без тебя,
И песня - как блокадный хлеб.
Летит звезда над головой -
Бог в урну не попал окурком.
Измятый образ
из плакатных лет.
Мне без тебя, моя беда,
Надолго с песней раздружиться,
Чужие улицы топтать.
Архитектура, ё-моё...
Бог, покурив, окно закрыл.
А там на ветку села птица -
Сорочье племя,
с Лиговки ворьё.
Вытаял двор, а напиться не с кем, -
Все разлетелись - кто вверх, кто вниз.
Словно собор на проспекте Невском,
В сумрак уходит жизнь.
Белая ночь - это будет завтра.
Завтра весна разведёт мосты.
В ступе толочь яд себе на завтрак -
К этому я остыл.
Сорока смотрит с ветки вдаль.
Блестит корабль Адмиралтейства.
Спереть со шпиля бы его!
Гремит реликтовый трамвай.
Мне без тебя, моя печаль,
Пока никак не отогреться.
Но отогреюсь,
не переживай,
Поскольку опыт не пропить,
Когда закусываешь сладко
Кусками собственной души,
Оставив кости на помин.
На небе кто-то держит нить
И курит в форточку украдкой,
Как будто школьник –
краденный "Памир".
Апрель 2010, Питер.
-
ПЕСНЯ ДЛЯ ВОЕННОГО ФИЛЬМА
Будем жить, мужики, будем жить!
Нам от жизни немногого надо.
На холодном стволе автомата
Тает снег у короткой межи.
В битых берцах, потёртых ремнях
Сколько наших легло не за «здрасте»…
Пролетают машины по трассе,
Вдоль которой – цветы на камнях.
Не споткнись, моя жизнь бестолковая,
Не сорвись, над обрывом коней придержи, постой.
Может быть, на дорогу подковою
Упаду, - а быть может, счастливой звездой.
Будем жить, мужики! И когда
Подоспеет пора непогоды,
Мы придём под еловые своды, -
Будет вместе теплей в холода.
Сто наркомовских выпьем до дна
В тесноте офицерской берлоги
Мы за тех, кто сегодня в дороге,
И кого не пускает война.
Не споткнись, моя жизнь бестолковая,
Не сорвись, над обрывом коней придержи, постой.
Может быть, на дорогу подковою
Упаду, - а быть может, счастливой звездой.
Ноябрь 2008.
-
ОФИЦЕРСКИЙ РОМАНС
Офицерский романс, пулей сорванный с ветки
Уцелевшей берёзы у края села, -
Он для тех, кто вернулся живым из разведки,
И для тех, чьи сердца догорели дотла
В новой «тридцать четвёрке» ли, в стареньком ЛаГГе
Или в Новороссийском разбитом порту.
Он для тех, кто шинели сменил на телаги
И ушёл в лагеря в сорок пятом году…
Эх, дороги, дороги, полуторки, эмки,
Продувные теплушки, трофейная пыль!
И бойцу-туляку руки девушки-немки
Поднимают упавший на камни костыль…
Офицерский романс – не салонная песня,
Под наркомовский «чай» разговор по душам.
Где-то Невский проспект, где-то Красная Пресня…
Багровеет с Баграма осколочный шрам.
Офицерский романс на афганском распутье.
Осторожней, бача, не споткнись на тропе!
На том свете, сынок, есть хорошие люди,
Но не стоит спешить к ним навстречу тебе.
Эх, дороги, дороги, без водки похмелье.
У «шестёрок» штабных не болит голова.
И бойца, что «отбился» в Аргунском ущелье,
У «тюльпана» встречает девчонка-вдова…
Офицерский романс – непопсовые строки,
Разлетелись шары на бильярдном столе.
Штабеля домовин на вокзале в Моздоке -
Для пока что живых в первом Грозном котле…
По колено в походной пыли поколенья,
И по свету разносит дорогами нас.
Под ветрами штормов, перемен, безвременья
Дай нам сил устоять, офицерский романс!
Январь 2010.
-
ДВАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД
Двадцать лет назад в дембельских парадках
Разлетался по свету стройбат из ЗабВО,
А страна жила при других порядках,
В Энске оборонный закрывали завод.
Начинали пить с горя работяги,
Многим коду сделала сивуха «Рояль».
Убирали в стол выцветшие флаги,
Уезжали к раю ли, в чужие края ль.
А твоей косе с запахом шалфея
Годы нипочём, снег – вода водой.
Белкой в колесе вновь бегу к тебе я
Через три двора – самый молодой.
В августе вокруг стало неспокойно, -
И полез на танк уральский бык-богатырь.
За кило крупы затевая войны,
Рыночную площадь превращали в пустырь.
А в общаге гвалт – осень на подходе,
И ночной фонарь в полнеба светит в окно.
Песни про любовь за полночь не в моде,
Вахта спит под утро, время крутит кино…
Напоследок блиц – и по девяностым
Раскидала нас городская хмарь,
С сором из избы выметая звёзды,
Что в окно бросал нам шальной октябрь…
Церковь возвели, площадь подлатали.
Как-то всё наладится, Бог даст, по весне!
За Чечню, Афган на груди медали,
Белый конь на рукаве и шрам на виске.
Двадцать лет – как миг, как бездонный омут,
Как трава полынь с горе-лебедой.
И забыв про всё, - три двора до дому –
Я бегу к тебе – самой молодой.
Апрель 2009.
-
ДАЛЬНИЙ СВЕТ
Дальний свет на ночной, между сопок петляющей трассе
Ослепил, в поворот бросил фуру, - не спи за рулём!
И глаза протерев, вспомнил чёрта водила на «КрАЗе».
Вот и мы у корчмы крепкий кофе попить тормознём.
Только что это здесь? Ни окна, ни неона рекламы…
Тёмный лес, дрекольё да небритый мужик с бердышом,
Пустота на столе, да язык керосиновой лампы
Лижет лики с досок, что косятся: «Ну, кто там пришёл?»
Дальний свет – сто вёрст не крюк по сибирским буеракам
Гонит в хвост и в гриву нас, занесёт того гляди.
Так случилось – что волкам хорошо, то смерть собакам,
А что Богу хорошо, то шофёру – по пути.
Дальний свет впереди то погаснет, то снова воскреснет.
Неужели в ночи мы вписались не в тот поворот?
Странный дом… Я слыхал про него у Высоцкого в песне!
Притоплю по газам от закрытых кержацких ворот.
А тайга по краям всё теснее дорогу сжимает.
Прыгнул заяц из тьмы и погнал по прямой в свете фар.
У людей иногда точно так же по жизни бывает, -
Их сбивают на спор, словно в тире со свечки нагар.
Дальний свет – сто вёрст не крюк по сибирским буеракам
Гонит в хвост и в гриву нас, занесёт того гляди.
Так случилось – что волкам хорошо, то смерть собакам,
А что Богу хорошо, то шофёру – по пути.
Рассвело, - и опять показалась дорога простою.
Но гляди – у скалы тормозной обрывается след
И стоит обелиск со штурвалом и красной звездою:
Здесь когда-то навек ослепил мужика дальний свет.
Июль 2009.
-
ПРИИСКОВАЯ
Зацвела акация посреди весны.
Демобилизация, сбывшиеся сны.
Отслужил, как велено, пройден обходной.
На плацкарте ветреном еду я домой.
Взял парадку новую, сдал на склад ПШ.
Позовёт ещё на юг вольная душа.
А пока что к северу мчит меня вагон,
На работу где берут на один сезон.
Меньше раза в два ума у того, кто пьёт.
Песни Розенбаума радио поёт.
На участок у реки гляну, словно Крез,
А потом – за рычаги. С Богом - первый срез!
Года два ли жизнь меня кружила,
Или это всё годков на шестьдесят?
А в отвале – золотая жила,
Да не всем дано её руками взять.
Душу всяк старается спрятать под замок.
Но не закрывается от людей балок.
Раньше вёз туда конвой прямо из квартир,
А теперь там дядька мой – первый бригадир.
По Витиму стелется марево-туман.
У соседа крестница - горе от ума! –
Кулаки у девушки – как у старшины.
Спорить с нею – где уж мне… Лучше нет жены!
Как сезон закончится с прибылью, дай Бог,
Свадьбу, полуночница, справим в Бодайбо.
А пока я драгою промываю грунт,
Стаканюги с брагою руки не берут.
Чьи-то мощи трактор потревожил, -
Здесь в пятидесятом было очень нелегко.
Нам попроще. А кому-то тоже
В эту землю лечь от дома далеко…
Слева – ресторация, справа – конура.
Демобилизация! Здравствуй, Ангара!
Прииски в порядке, дед – старый вертолёт?
Приземлюсь на грядки, где золото растёт.
Года два ли жизнь меня кружила,
Или это всё годков на шестьдесят?
А в отвале – золотая жила,
Да не всем дано её руками взять.
Июль 2009.
-
МОИ ТОВАРИЩИ
Мои товарищи поют
В столице или на краю
Земли и неба.
Кто в коммунальной, кто в своей
Норе без окон и дверей
Живёт – не тужит,
Кто жизнь тащит на горбу,
А кто-то разделил судьбу
Бориса, Глеба…
Их голоса зачехлены,
Но и оттуда звон струны
Ничуть не глуше.
Мои товарищи не спят,
Поскольку – вечный неформат
Для лож Прокруста.
Один хрипел на целый свет.
И хоть его давно уж нет,
Он петь не бросил.
Другому нипочём года,
И в его залах никогда
Не будет пусто.
А третий рвался на рожон
И, пулей в сердце поражён,
Умчался в осень…
На морском берегу
Мы ловили ветра,
Ожидая хорошей погоды.
Сорок лет на бегу.
Где же наша пора –
Туз козырный из новой колоды?
Где очаг на холсте,
Прикрывающем дверь
За кулисы Большого театра?
В каждом жёлтом листе –
Доля горьких потерь,
Но за флагманом - наша эскадра.
Мои товарищи живут,
И выбор - пряник или кнут –
Для них не выбор.
Пройдя афганскую войну,
Друг дома часто, как в плену,
На волю рвётся.
Он за баранкой – царь и бог,
А за окном – то Бодайбо,
То Тверь, то Выборг.
А там, в стране без холодов
Слепят сквозь лопасти винтов
Четыре солнца.
Мои товарищи – бойцы.
Не бандюганы, не дельцы,
За каждым – сила
И двор с потрёпанным мячом, -
Ему штрафные нипочём:
Голкипер – профи!
И мне чуть радостней, когда
Вновь ударяет не туда
Судьба – мазила,
И на полях черновика
Рисует юная рука
Девичий профиль.
На морском берегу
Мы ловили ветра,
Ожидая хорошей погоды.
Столько лет на бегу…
Вот и наша пора –
Туз козырный из новой колоды,
Вот очаг на холсте,
Вот открытая дверь,
Сцена Очень Большого театра.
На осеннем листе –
Горький список потерь,
Но во флагманском строе эскадра!
Август 2009.
-
ЗОЛОТНИК
Как Бог положит на душу строку,
Где между слов с пера уронит запятую, -
Я угадать, пожалуй, не смогу.
И - слава Богу. В серединку золотую
Стрелу пущу, - быть может, выбью золотник
И, оказавшись без гроша на перепутье,
Пойду искать своих на брошенном безлюдье,
Рубцовский шарфик заложив за воротник.
Не спится спице в колесе. И месяц матовый
Гадает на кофейной гуще чёрных туч -
Куда дорога приведёт? Что ни загадывай,
А повезёт тому вознице, кто везуч.
Листай старинный календарь, въезжай в историю
Не летописцем, так свидетелем хотя б.
Пой об увиденном, о спорном и проспоренном,
Покуда глотку не забил чернильный кляп.
Табанит в сорок два весла речная вольница,
На берег Волги сходит грозный атаман.
На пепелище и труба печная – звонница,
При атеизме Дом культуры – Божий храм.
Разлив речной у небосвода синевы не крал,
Идёт с толпою к чудотворным ликам знать.
Я на гитаре ничего себе не выиграл,
Но отыграюсь, проиграю ли – как знать…
Мои деды лежат под Вяткой да под Пензою,
А я родился на Амуре на реке.
И голова моя бывает редко трезвою:
Хоть и не пью, но амба трезвому в тайге.
Давай, возница, трогай с места нелюдимого,
Пока не все мосты отправлены ко дну!
А на ладони - золотник пятна родимого,
И шрам границы – по родимому пятну…
Январь 2009.
-
ПРИЮТ КОМЕДИАНТОВ
Лето нас уравняет во времени, будет светло:
Семь утра у меня, а на севере – белая ночь.
Эти глупые птицы любого берут на крыло,
Кто решится лететь, потому что иначе – невмочь.
Потому что земля вся исхожена, дальше – провал,
И тоску голубиная почта не лечит уже…
Лето будет качать на волнах, как буйки, острова
И подарит раёк в шапито, словно рай в шалаше.
Комедианты-шутники, ловцы удачи!..
Фургона скрип среди бездонной тишины.
Никто не должен видеть нас, когда мы плачем.
Никто не должен. И мы плакать не должны.
А дорога у нас будет лёгкой, поскольку я сам
Всё настроил и даже попутчиков поторопил.
Ветер страсти и нежности силу отдаст парусам,
По пути ничего не сломав, не снеся со стропил.
Где-то там, далеко, где шаманские песни поют,
Мы ещё прозвеним колокольцами в гривах коней,
И огонь будет ярок, и в левую руку твою
Ляжет посохом древним резной гриф гитары моей.
Пообещайте не искать, как ветра в поле,
Наших следов у бездорожья на краю.
Никто не должен видеть нас в любви и боли.
Никто не должен. Это только наш приют.
Лето нас уравняет, а осень разделит опять,
Не прибавив монет, не умножив количество вёрст.
Нам останется только с улыбкой спектакль отыграть –
И в дорогу, в дорогу, на свет неприкаянных звёзд!..
Комедианты-шутники, ловцы удачи!..
Фургона скрип среди бездонной тишины.
Никто не должен видеть нас, когда мы плачем.
Никто не должен. И мы плакать не должны.
Декабрь 2009.
-
С ЧИСТОГО ЛИСТА
С чистого листа на поклон зиме
Снежной целиной выхожу один -
На дорогу ту, что по осени
Вдоль и поперёк исходил.
В инее усы, полушубок бел, -
Если пропаду – не найти меня.
Отчего опять ухожу в побег –
Знает лишь сухая стерня.
А ты меня стегай, не жалей кнута,
Звонкая пурга, колокольный стон,
Чтоб когда-нибудь позабылась та,
За которой рвался вдогон.
Чтобы сто на грудь – и закрыть вопрос,
И не возвращаться туда, где жил,
Пробери меня до костей, мороз,
Протяни до вытертых жил!
С порванной струны на один куплет
Не успел за песней, сорвался вниз.
Серый подошёл и понюхал след.
Не догонишь, паря, не злись!
Я уже на трассе, я чёрт-те где.
Адрес мой спроси у лихих ветров.
Седина-проталина в бороде –
Плата за покинутый кров.
А ты забудь о том, где болит, когда
Отпускаешь птицу свою в полёт.
Закури махры, чтоб не снилась та,
Без которой - сердце под лёд…
Как и ты, я тоже ходил за край.
Выдюжил – и лишь веселее стал.
Так что наливай за Сибирь давай
И ещё за Южный Урал!
С чистого листа – в поле белый снег,
Песня ямщика сквозь мотора свист.
Что там на пути и какой там век?
Вся любовь – один чистый лист…
Здесь останови – я сойду с ума
От слепящих слёз, синевы небес.
Опали мне душу огнём, зима!
Степь да степь годами окрест…
А ты проснись весной, талая вода,
Пусть в ручье опять зазвенит ведро,
Чтобы ни по ком не рыдала та,
У которой смех - серебро.
Чтоб её дорога была светла,
Ключ в замке оставить не позабудь.
Парус, ветер, пламя да два крыла –
Для того, кто тронется в путь.
Декабрь 2009.
-
МИЛАЯ
Подари мне, судьба, вороного коня,
Путь нелегким аршином отмерь.
Как без пыли дорог, как без дыма огня,
Не бывает любви без потерь.
Выйду в поле один, натяну тетиву.
В небесах - облаков купола.
Тетива зазвенит, да пробьет синеву
Золотая от солнца стрела.
Милая, как я был
Глуп, когда тебя отпустил.
Так же глуп и сейчас,
Когда редко с тобой опять.
Милая, это пыль! -
Я до слёз давно не грустил.
Пять минут есть у нас,
Чтоб друг друга понять.
И прольются дожди над землёю моей,
Разноцветной дугой расцветут.
И тебе, может быть, тоже станет светлей,
И времена подобрее придут.
Подари мне, судьба, вороного коня!
Мне не надо других рысаков.
От себя не сбежать – колет ноги стерня.
Вся надежда – на счастье подков.
Милая, промолчи,
Если я скажу о любви!
Этих слов больше нет,
Ты всё знаешь сама без них.
Милая, - свет в ночи,
Тьма в ладонях! Что же, лови
Угольки прошлых лет,
Чтобы голос возник.
Март 2000 – июль 2009.
-
***
Вера ветру – закон дороги,
В нищем рубище – стать княжны.
Мои песни нужны немногим, -
И немногие мне нужны.
Мне бы только одну такую,
Для которой порвать струну –
Это счастье! Да не могу я
Отыскать её – ту, одну…
Паганини, - смычок да скрипка
Твою душу сожгут дотла, -
И качнутся над бездной зыбко
И печально колокола.
Голоса их – твоя тревога,
Генуэзец, шаман, скрипач.
Дунет ветер – и вновь дорога,
Песня – шагом, а кони – вскачь.
Не догнать её, песню эту
С колокольной тоской в груди…
Музыканту, певцу, поэту
Век за веком за ней идти.
А она рассмеётся звонко
И растает во тьме пруда,
Словно в памяти – та девчонка,
Что любимой была – всегда.
Февраль 2010.